– Кажется, он всех нас загнал в одну ловушку! – улыбнулся загадочно Цикенбаум…

– А зачем?! – удивился я…

– Видишь ли, ловушка имеет свойство захлопываться…

– Ну и что?!

– В то, что в этом что-то есть, но видишь ли, стоит подумать об этом, как мысль тут же ускользает…

– Ну и что?! – зевнул я, тоже отпивая водку и кусая сардельку…

– Увы, но мы не привыкли обращать внимание на очень важные вещи! – вздохнул Цикенбаум, – вот, погляди на это белое пятно в небе! Ты видишь его?!

– Ну и вижу, ну и что?! – вздохнул я, уже теряя терпение…

– В нем что-то есть, но мы это не видим, – грустно поглядел на меня Цикенбаум…

– Жаль, а почему мы не видим, Арнольд Давыдыч?!

– Потому что между нашим миром и другим простирается невидимая граница! Все миры пересекаются в одной точке, но она пока нам не доступна, и может, всегда будет недоступной! Это как человек и пейзаж, между ними постоянное множество невидимых переходов, которые тоже образуют невидимую границу…

– Что-то, Арнольд Давыдыч, я даже не понимаю о чем вы?!

– А тут и понимать нечего, тайна, – она всегда от нас ускользает, и заметь, что она спрятана абсолютно во всем!

– Во всем?! – удивился я…

– Конечно, ведь вся наша жизнь – ловушка, а человек – игрушка! – вздохнул Цикенбаум…

– Так может нам надо, Арнольд Давыдыч, как-то попыться выйти из нее, – вздохнул я с огорчением… Мы снова выпили водку и немного помолчали… На другом берегу Оки удил рыбу одинокий рыбак…

– Ты видишь этого человека?! – спросил меня Цикенбаум…

– Конечно!

– Как ты думаешь, для чего он существует?!

– Ну, как для чего, чтобы жить, любить, детей делать! – засмеялся я…

– А дальше что?! – с вызовом крикнул Цикенбаум…

– Дальше он умрет, – вздохнул я…

– Как и все мы, – заметил Цикенбаум, – умрет в полном незнании, для чего он родился, для чего жил, работал, мучился!

– А дети, Арнольд Давыдыч?!

– Дети тоже умирают, производя других и так до бесконечности ловушка растянута во времени и во Вселенной…

– Поэтому мы и пытаемся вырваться в космос, – задумался я…

– Космос такая же ловушка, – усмехнулся Цикенбаум…

– Ну, почему?!

– Да потому что тот, кто нас создал, он сделал все, чтобы мы всегда пребывали в тайне, в неведенье…

– А для чего?! – удивился я, залпом выпивая новый стаканчик водки…

– Для того, чтобы проверить нас на истинность наших чувств и нашей правды! – загадочно улыбнулся Цикенбаум…

– И зачем ему это?! – недоуменно пожал я плечами…

– Не знаю для чего, только, заметь, что проверку эту никто из не выдерживает, и может быть, поэтому-то и умирает!

– Странно, вы, однако мыслите, Арнольд Давыдыч! А как же быть тогда с совестью нашей! Она нам для чего?!

– Вот ты и приблизился к маленькой разгадке! – улыбнулся Цикенбаум, – ибо наша совесть и есть предпосылка нашего Бессмертия!

– Теперь я кое-что понял! Спасибо! – и я всплакнув, обнял Цикенбаума, а из-за кустов полуобнаженная Стелла показывала мне язык…

И на душе было как сладостно и спокойно, и только Цикенбаум уже не глядя на меня, зашел в Оку прямо в одежде и стоял среди текущих вод как святой, разглядывая то самое странное белое пятно на небе, которое незаметно вырастало принимая форму ангела… Аминь!…

Цикенбаум опять приперся с девами и с водкой… Пришлось мне его немного высечь… Он плакал и просил прощения… Затем девы приводили его в чувства уже в волнах Оки… Он очень громко кричал, чем приводил их в еще больший восторг и трепет…

Я выпил водки и обнаружил за кустами Стеллу…

Я проникал в нее три дня и три ночи, а на третью ночь какой-то гад позвонил мне, и вот, теперь я здесь в абсолютно никчемной реальности с вами, разглядываю одни только холодные гениталии сфотографированных мной и еще кем-то тел, чокаюсь умом и бокалами с людьми, которые никогда так весело не напьются, как мы с Цикенбаумом, и так весело не развлекутся, как он с девам и, а я со своей Стеллой…

Так для чего же я живу, господа?!… Неужели, чтобы разглядывать чьи-то холодные гениталии и сходить с ума с этими никчемными и убогими людьми, которые влюбляются друг в друга только через экраны своих мониторов, пудрят друг другу мозги и еще дарят при этом, друг другу одних электронных пупсиков… Нет, этот мир давно сошел с ума, и уже пора сваливать к Цикенбауму, пока нас не прищучили, и не разделили на части как незамысловатый сайт уже несуществующего мира, который все еще мерцает на экране, как безумное забвение Земли…

Мест нет! – именно такое объявление увидели мы с Цикенбаумом на холме у Оки… Действительно места свободного не было, все было завалено пустыми бутылками, стаканчиками и тряпками…

– И как можно так набезобразничать, – сокрушенно вздохнул профессор Цикенбаум…

– Арнольд Давыдыч, я думаю, что наша русская нация давно нуждается в хорошей порке! – заметил я присаживаясь с ним на маленький пятачок холма свободный от мусора…

– Хорошего диктатора у нас нет! Вот что плохо! Этому народу нужен только кнут!

– А как же пряник?! – спросил я…

– Ну и пряник тоже! – рассмеялся Цикенбаум, уже выпив со мной водку, – вот, заметь, мы живем только раз, а живем так, что после нас хоть потоп!

– Да уж! – согласившись, вздохнул я…

– И может быть, нас уже не будет, – грустно окинул мусор глазами Цикенбаум, но нашим потомкам-то каково?!

– Н-да! – вздохнул я и мы снова выпили…

– Я ненавижу это государство! – неожиданно мрачно поглядел неа меня Цикенбаум…

– Но, Арнольд Давыдыч, мы-то с вами тоже вчера намусорили!

– Ну, нет, мы же потом убрались! – рассмеялся Цикенбаум…

– Но не до конца! – заметил я…

– Это как не до конца!?! – опешил профессор…

– Кусок соленого огурца мы так и не подобрали! – вздохнул я…

– Но он же сам разложится! – обиделся Цикенбаум…

– Ну, в общем-то да! – согласился я и мы снова выпили…

– И почему я такой несчастный человек?! – вздохнул Цикенбаум…

– Но вас же вон, сколько любят девчонок! – улыбнулся я…

Вокруг нас действительно стояли полуголые улыбающиеся девчонки, готовые мертвой хваткой вцепиться в профессора…

– Я знаю, что они меня любят, но это меня не утешает! – вздохнул Цикенбаум…